— Да, — согласился Гоулди. — Да, черт побери! Черт, черт, черт! Черт возьми!

Ну чем тебе не резюме состояния дел?

Я попытался собраться с мыслями, но задачка оказалась не из простых.

— Куда Верблюжье Пальто… я хотел сказать, Джо Вашингтон… Куда он направился после встречи со мной в метро? — спросил я.

Гоулди покачал головой:

— Не имею ни малейшего понятия. Мы начинаем в квадратике номер один. Я не знаю, что он делал и куда отправился. Не знаю, с кем он разговаривал. Применительно ко вчерашнему вечеру не могу «привязать» к нему ни одного человека.

Ситуация выглядела не совсем так, и мы оба это знали.

— Применительно ко вчерашнему вечеру ты можешь «привязать» к нему меня, — уточнил я. — И в метро я не пытался держаться скрытно. Скорее наоборот. Я хотел быть заметным. И на той видеозаписи буду очень хорошо виден. На ней будет отчетливо заметно, что я стою рядом с тем самым парнем, которого несколько часов спустя обнаружат мертвым.

Гоулди тяжело вздохнул:

— Очень плохо.

— Скажи мне что-нибудь такое, что для меня самого не так очевидно.

— Может, пришло время обнародовать дело Визневски, — предложил Гоулди. — Давай объявим, что отдел внутренних дел проводил расследование относительно Виза и теперь мы полагаем, что он убил того парня, потому что думал, что он твой осведомитель.

— Нет. — Я отрицательно покачал головой. — Ни в коем случае. Если я решусь сейчас обнародовать имеющиеся факты, то все, что я делал в последние полтора года, развеется, словно дым. Я не хочу останавливаться. Я собираюсь действительно разоблачить Виза и всех, кто помогает ему «крышевать» преступников. И раз уж я этим занимаюсь, то я должен разоблачить Виза и относительно этого убийства тоже.

У Гоулди сделалось такое лицо, будто он только что глотнул уксуса. Он бросил на меня быстрый взгляд.

— Ты сам видишь, в чем тут проблема, — продолжал наседать он. — Ты запечатлен на записи, сделанной вчера вечером камерой видеонаблюдения в метро. Ты стоишь рядом с Джо за несколько часов до того, как кто-то загонит в его мозг кусок свинца. И, как я догадываюсь, у тебя нет никакого алиби относительно того, что ты делал вчера вечером, когда вышел из метро.

— Мое алиби относительно вчерашнего вечера — это я сам, — поморщился я. — После встречи я сразу же направился домой.

— Получается, если ты не объяснишь, что тайно работаешь на отдел внутренних дел, то у тебя нет ответа на вопрос, с какой целью вы с Джо встречались вчера вечером. Ты становишься подозреваемым номер один.

— Мне наплевать. — Я засунул руки в карманы. — Пошло оно все к черту. Рискну.

Гоулди пощипал себя за переносицу с таким видом, будто у него начиналась сильная головная боль.

— Ну почему сыплется так много дерьма? — мрачно сказал он.

44

В то же утро известие об убийстве сержанта Джо Вашингтона промчалось по полицейскому управлению, как электроны по проводнику. Убийства в Чикаго совершаются пачками, однако далеко не каждый день стреляют в полицейских. Моральное состояние сотрудников управления и без того опустилось ниже плинтуса. Над нашими пенсиями нависла угроза. Преступления в западной и южной частях Чикаго совершались одно за другим, но никто не видел причину происшествий в разводах, неполноценных семьях, безработице или неэффективности школ — все сваливали вину на полицию. Те, у кого имелся смартфон — то есть практически все жители города, — в любую минуту были готовы нажать кнопку «запись» на видеокамере, когда полицейский сталкивался на улице с гражданином, ведущим себя вызывающе. В половине случаев возникало ощущение, что люди умышленно провоцируют нас реагировать на их действия с чрезмерной решительностью, чтобы затем увидеть себя в репортаже «Эм-Эс-Эн-Би-Си». Болтуны, которые ни разу не патрулировали улицы с целью обеспечения правопорядка и которым никогда не доводилось испытывать страх из-за того, что их жизни угрожает опасность, наперебой злословили в наш адрес, как им заблагорассудится.

И вот теперь из ряда вон выходящий случай — полицейский, убитый вроде бы в наказание за некую провинность в миле от реки, от железнодорожного вокзала «Юнион-стейшн» и от центра города.

Поэтому я в этот вечер с нетерпением ждал встречи с Эми Лентини. Это было нечто такое, что могло заставить адреналин в крови двигаться в правильном направлении. По крайней мере, я надеялся, что направление станет правильным. Объективный наблюдатель мог бы назвать это сумасбродством с моей стороны — приглашать отобедать женщину-прокурора, которая подозревала меня в мошенничестве. И нельзя сказать, что я очень долго думал, прежде чем пригласил ее. Мой поступок был импульсивным. Более того, это была выходка подвыпившего мужчины.

Но когда она вышла из подъезда многоквартирного дома, в котором жила, я понял, что принял правильное решение.

Ее волосы были зачесаны назад, но с каждой стороны остался свободным один локон. Эти два локона нежно обрамляли ее лицо. Для такого вида прически, наверное, существовало какое-то специальное название, но лично мне при взгляде на нее пришли на ум только два слова — «сексуальная» и «классная». Эми была в серой шляпе и сером пальто, которое одновременно и хорошо сидело на ней, и — в какой-то степени — создавало впечатление некой деформации.

— Наше умопомрачительное свидание, — сказала она, пока я, разинув рот, смотрел на нее.

Мы направились в итальянский ресторан в северной части города. Мне не пришлось искать место для парковки, потому что это сделал вместо меня специальный сотрудник. За столом я чувствовал себя неловко и больше молчал, что выглядело странно. Если у меня и есть какой-то яркий отличительный признак, то это хорошо подвешенный язык. Однако сейчас я нервничал. А такого со мной не происходило очень давно.

Мы поговорили о том о сем, а больше всего об убийстве сержанта Джо Вашингтона, но я сделал вид, что никогда в своей жизни не видел парня. После второго бокала вина мы почувствовали себя более раскованно. От выпитого спиртного в глазах Эми появился блеск, а щечки слегка порозовели.

— Я вам поначалу не понравилась, — сказала она.

Я хихикнул и отхлебнул вина «Пино».

— Если мне не изменяет память, когда мы встретились в первый раз, вы попытались оторвать мне башку.

— Я просто задавала откровенные вопросы, — напомнила она тоном, в котором не чувствовалось ни малейшего желания извиниться. — Вопросы, которые, как мне казалось, не должны были вызвать у вас затруднений. Если, конечно, вы говорили правду.

— О-о, мы начинаем все сначала, — поморщился я. — Маленькая черная книжка.

— Да, начинаем все сначала.

Мне показалось по ее выражению лица, что она слегка развеселилась. Как будто ей очень нравилось меня терзать. Она наклонилась вперед и уперлась локтями в стол.

— Хорошо, детектив, я вам кое-что скажу, — усмехнулась она. — Пожалуй, есть небольшая вероятность того, что я вела себя немножко жестко.

— Небольшая вероятность, — повторил я. — Немножко жестко. Хм, госпожа адвокат, не искажайте события.

Она подняла брови. Это были чудесные брови — не широкие и не настолько тонкие, чтобы казаться выщипанными. Ее внешность не требовала никакого вмешательства, ничего искусственного. По крайней мере, она производила впечатление, что быть красивой — очень просто.

Я прокашлялся и признался:

— Ну хорошо, Эми, раз уж вы сейчас так откровенны, то есть бесконечно малая вероятность того, что я время от времени могу вести себя как полный болван. Правда, вероятность настолько мала, что для того, чтобы ее обнаружить, нужен микроскоп.

— Нет, вы себя так не ведете.

— Еще как веду.

— Я в это не верю, — заявила она. — А вы?

Нам наконец-то принесли заказанные блюда: ей — ротини [47] с овощами и красным соусом, а мне — цыпленка с пармезаном. Мне понравилось то, что она не заказала себе какой-нибудь салат-латук или что-нибудь подобное.